Волшебные сказки Афанасьева [Литрес] - Александр Николаевич Афанасьев

Муж спустил её в сад; женушка привязала вместо себя козлуху, тряхнула – молодой потащил. Притащил в горницу, смотрит – козлуха.

– Ох, злые люди испортили у меня жену-то! – закричал молодой; все сбежались, начали возиться с козлухой; дружки взялись наговаривать, чтобы обратить её в женщину, и совсем доконали-замучили: пропала козлуха!

Шут между тем пришёл домой, переоделся и поехал к попу. Тот его встретил:

– Милости просим, милости просим! – угощает.

Шут сидит, ест да пьёт; те-други разговоры; он и спрашивает:

– Батюшка, где же моя сестра? Не увозил ли ты?

– Увёз, – говорит поп, – да и отдал взамуж за богатого купца.

– А как же, батюшка, без моего спросу отдали её взамуж? Разве есть таки законы? Ведь я просить пойду!

Поп биться-биться с ним, чтобы не ходил в просьбу. Шут выпросил с него триста рублей; поп отдал. Шут взял и говорит опять:

– Ладно, батюшка, теперь своди-ка меня к сватушку-то; покажи, каково они живут.

Поп не захотел спорить; собрались и поехали.

Приезжают к купцу; тут их встретили, начали потчевать. Шут сидит уж и дивно времени – сестры не видать, и говорит он:

– Сватушка, где же моя-то сестра? Я давно с ней не видался.

Те посёмывают. Он опять спрашивает; они и сказали ему, что злы люди похимостили, испортили её в козлуху.

– Покажите козлуху! – просит шут; они говорят:

– Козлуха пропала.

– Нет, не козлуха пропала, а вы разве мою сестру убили; как сделаться ей козлухой! Пойду просить на вас.

Те ну просить его:

– Не ходи, пожалуйста не ходи просить: чего хочешь бери!

– Отдайте триста рублей, не пойду!

Деньги отсчитали, шут взял и ушёл, сделал где-то гроб, склал в него деньги и поехал.

Вот едет шут, а навстречу ему семь шутов; спрашивают:

– Чего, шут, везёшь?

– Деньги.

– А где взял?

– Где взял! Вишь, покойника продал и везу теперь полон гроб денег.

Шуты, ничего не говоря, приехали домой, перебили всех своих жён, поделали гроба, склали на телеги и везут в город; везут и кричат:

– Покойников, покойников! Кому надо покойников?

Услыхали это казаки, живо подскакали и давай их понужать плетями; драли-драли, ещё с приговорами: «Вот вам покойники! Вот вам покойники!» – и проводили вон из города. Еле-еле убрались шуты; покойников схоронили, сами и ступай к шуту отметить за насмешку; тот уж знал, вперёд изготовился.

Вот они приехали, вошли в избу, поздоровались, сели на лавку; а у шута в избе была козлуха: она бегала-бегала, вдруг и выронила семигривенник. Шуты увидели это, спрашивают:

– Как это козлуха-то семигривенник выронила?

– Она у меня завсегда серебро носит!

Те и приступили: продай да продай! Шут упрямится, не продаёт: самому-де надо. Нет, шуты безотступно торгуют. Он запросил с них триста рублей. Шуты дали и увели козлуху; дома-то поставили её в горнице, на пол ковров настлали, дожидаются утра, думают: «Вот когда денег-то наносит!» А вместо того она только ковры изгадила.

Шуты опять поехали мстить тому шуту. Тот уже знал, что они будут; говорит своей жене:

– Хозяйка, смотри, я тебе привяжу под пазуху пузырь с кровью; как придут шуты бить меня, я в те́ поры стану просить у тебя обедать; раз скажу – ты не слушай, другой скажу – не слушай, и в третий – тоже не слушай. Я ухвачу нож и ткну в пузырь, кровь побежит – ты и пади, будто умерла. Тут я возьму плётку, стегну тебя раз – ты пошевелись, в другой – ты поворотись, а в третий – скочи да на стол собирай.

Вот приехали шуты:

– Ну, брат, ты нас давно обманываешь, теперича мы тебя убьём.

– Дак что! Убьёте – так убьёте; дайте хоть в последний раз пообедать. Эй, хозяйка! Давай обедать.

Та ни с места; он вдругорядь приказывает – она ни с места; в третий раз говорит – то же самое. Шут схватил ножик, хлоп её в бок – кровь полилась ручьями, баба пала, шуты испугались:

– Что ты наделал, собака? И нас упекёшь тут же!

– Молчите, ребята! У меня есть плётка; я её вылечу.

Сбегал за плёткой, стегнул раз – хозяйка пошевелилась, в другой – поворотилась, в третий – скочила и давай на стол собирать. Шуты говорят:

– Продай плётку!

– Купите.

– Много ли возмёшь?

– Триста рублей.

Шуты отсчитали деньги, взяли плётку, ступай с ней в город; видят – везут богатого покойника, они кричат:

– Стой!

Остановились.

– Мы оживим покойника!

Раз стегнули плёткой – покойник не шевелится, в другой раз – тоже, в третий, четвёртый, пятый – покойник всё не шевелится. Тут их, сердешных, забрали и давай самих драть; плетьми стегают да приговаривают: «Вот вам, лекаря́! Вот вам, лекаря́!» До полусмерти исстегали, отпустили. Они кое-как доплелись до двора, поправились и говорят сами с собой: «Ну, ребята, не докуль шуту над нами смеяться; пойдёмте убьём его! Чего на него смотреть-то?»

Тотчас собрались и поехали; застали шута дома, схватили и потащили на реку топить. Он просится:

– Дайте хоть с женой да с роднёй проститься, приведите их сюда!

Ну, согласились, пошли все за роднёй; а шута завязали в куль и оставили у проруби. Только ушли, вдруг едет солдат на паре каурых, а шут что-то и скашлял. Солдат остановился, соскочил с саней, развязал куль и спрашивает:

– А, шут! Пошто залез тут?

– Да вот высватали за меня убегом таку-то (называет её по имени), сегодня и украли; а отец и хватился, давай искать. Нам некуда деваться; вот мы спрятались в кули, нас завязали да и растащили по разным местам, чтоб не узнали.

Солдат был вдовый, говорит:

– Пусти, брат, меня в куль-от.

Шут упрямится, не пускает. Солдат уговаривать, и уговорил его. Шут вышел, завязал солдата в куль; сел на лошадей и уехал. Солдат сидел-сидел в кулю и уснул.

Семь шутов воротились одни, без родни, схватили куль и бросили в воду; пошёл куль ко дну – буры да кауры! Сами побежали домой; только прибежали, расселись по местам, а шут и катит мимо окон на паре лошадей – ух!

– Стой! – закричали семеро шутов.

Он остановился.

– Как ты из воды выбился?

– Эх вы, дураки! Разве не слышали: как пошёл я ко дну, то сказывал: буры да кауры? Это я коней имал. Там их много, да какие славные! Это что ещё! Я дрянь взял – спереди, а там дальше вороные – вот так лошади!

Шуты поверили:

– Спускай, брат, нас в воду; пойдём и мы коней выбирать.

– Извольте!

Всех извязал